Как возрождалась Лавра

Митрополит Тульчинский и Брацлавский Ионафан (Елецких), первый наместник Киево-Печерской Лавры

Митрополит Ионафан и духовник нашего монастыря архиепископ Обуховский Иона — во время посещения Ольшанской обители

***

Моё первое впечатление о Киево-Печерской Лавре связано с дореволюционным цветным литографическим её изображением на стене избы моей старой бабки по матери — Ольги Пятановой в большом тамбовском селе под названием Титовка. Говор у северных новосёлов был какой-то чудной, окающий да «цокающий»: вместо «ч» всё норовили «ц» произнести. Вот и выходило: «быцок» вместо бычёк, «цорненькой» вместо чёрненький. И Лавру Киевскую они называли по своему — «Пяцёрския Лавры».

Ходили туда богомольцы из села пешие, в лаптях, с молитвой и котомкой. Брели более полугода. Останавливались только на ночлег, питались только просфорами да черными сухарями. Они и принесли из Киева эту цветную литографию Лавры, которую я, будучи отроком, и углядел на стене рядом с тёмной божницей. При свете керосиновой лампы лики суровых святых смотрели на меня большими серьёзными глазами, заглядывая в самое нутро. А рядом с тёмными образами сияла разными оттенками цветов, всё больше золотыми, и бирюзовыми, и красными, словно сказочный Китеж-град, Святая Обитель — Великая Успенская церковь, святые пещеры, Великая лаврская колокольня — всё на горе, а внизу Днепр. По нему плывут пароходы. На берегу стоят монахи в чёрных одеждах…

Всё меня удивляло. Даже графика букв на литографии была необычная, церковнославянская: «Святыя Ближния и Дальния Пещеры».

***

Киево-Печерская Лавра — мой первый детский сказочный сон, который мне запомнился. Знать бы тогда пятилетнему мальчонке, что в этой самой Киевской Лавре Господь приведёт ему быть первым наместником после возвращения её коммунистическими властями в 1988 году Русской Церкви, в дни празднования великого юбилея тысячелетия крещения Руси! Что ему придётся восстанавливать из запустения те самые храмы, которые сияли неземной красотой с дешёвой старой литографии! Конечно, мне этого было тогда знать не дано. Но это было ведомо Господу Богу и Матери Божией и Они, думаю, уже тогда всадили в мою душу трепет перед лаврской святыней Церкви Христовой на Руси — обильным истоком Святого Православия.

Господь привёл моего отца Ивана Фёдоровича (он был подполковником) из г.Североморска Мурманской области на службу в Киев. И первое, что я сделал десятилетним отроком, — пошёл в Лавру пешком со стороны Днепра. Взобрался вверх на крутые холмы, прошёл вдоль почерневших местами каменных стен к церкви святого апостола Андрея Первозванного. Из неё на Днепр глядела узкая бойница-окно. Попытался туда заглянуть. Темно. Какие-то маленькие двери на противоположной её стороне были едва заметны.

Внезапно послышалось мне тихое церковное пение. Тогда в Лавре уже был музей, вход для посетителей на Дальние пещеры был запрещён, якобы из-за аварийности строений, но это было именно церковное пение! Я не мог ошибиться, так как слышал его на панихидах у бабки. Сошёл с горы и долго припоминал запавший в душу мотив…

***

Через много лет, после учёбы в Санкт-Петербургской духовной академии (тогда Ленинградской) и работы преподавателем церковного пения в семинарии и регентском классе, я приехал в Киев, уже будучи иеромонахом. Шла подготовка к встрече тысячелетнего юбилея Крещения Руси. В Москве собрался юбилейный Собор, и начались праздничные церковные торжества.

В Киев из Москвы приехал и позвал меня к себе митрополит Филарет (Денисенко), на то время ещё законный владыка киевский. В гостевой зале митрополичьей резиденции на ул. Пушкинской, 36 ко мне присоединился архимандрит Иаков (Пинчук), и нас вскоре пригласили в кабинет Филарета. Тот с ходу сообщил, что часть Лавры (Дальние Пещеры) правительство в честь юбилея возвращает Православной Церкви, и что он решил назначить архимандрита Иакова её наместником, а мне благословил быть там регентом хора.

Составили список из пяти человек-монахов Киевской епархии, которым суждено было положить начало монастырской братии. Но что-то не получалось. Филарет нервничал. Через несколько дней меня снова неожиданно позвали к Филарету. Я ожидал приёма в большой гостиной на Пушкинской. Мимо меня в кабинет Филарета прошёл митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий (Поярков), который тогда был дружен с Филаретом и знал меня по Питеру. Через минут двадцать он вышел, подошёл ко мне и, улыбаясь, пожал мне руку.

Снова пришёл архимандрит Иаков (Пинчук). В кабинете Филарета мы сели рядом. Слышу слова Филарета: «Я решил вас, отец Ионафан, временно назначить наместником Лавры. Сейчас выезжаем в Совет по делам религий, и вы подпишете Акт о приёме монастырских корпусов». Не я, но сама душа во мне вдруг с болью закричала: «Нет! Не я! Не достоин!». Я был готов упасть на колени и молить Филарета об отмене этого решения. И только обет монашеского беспрекословного послушания остановил мой внутренний крик, и я… промолчал, утешаясь словом «временно».

Сам акт передачи был обставлен торжественно. Присутствовал уполномоченный по делам религий при правительстве УССР, было много журналистов. Как в тумане я подписал какие-то бумаги, не читая их, полностью полагаясь на Филарета. А через некоторое время я узнал, что кандидатура Иакова была отклонена «органами». Нужно было найти замену, но монахов с высоким саном архимандрита под рукой у Филарета не было. Срочно нужна была хотя бы временная кандидатура. Таковой оказался я, хотя был в то время новоиспеченным игуменом…

Поехал в Лавру осматривать корпуса. Директор музея-заповедника «Киево-Печерская Лавра» Юрий Кибальник встретил меня без энтузиазма. Пошли по корпусам. Осматривали их состояние. Я расписывался на каких-то бумагах, едва веря в происходящее. По-моему, все члены приёмной комиссии с обеих сторон испытывали смущение. Но особенно «музейщики». Ведь атеистический статус «заповедника» никто не отменял. Повсюду висели плакаты и стенды, разъясняющие пагубность религиозного «мракобесия». Гиды всё еще вдалбливали толпам советских туристов хитрости «фабрикации» мощей «бездельниками-монахами».

В одном из корпусов были выставлены напоказ святые, когда-то мироточащие, главы. В качестве наглядного пособия, будучи сухими, они должны были опровергнуть сам факт мироточения (видимо, работники музея полагали, что Бог обязательно должен был явить им это чудо, а поскольку чуда нет, то и Бога тоже нет, — следовал вывод экскурсоводов.

Вот мы и ходили среди толп зевак, косившихся то на плакаты против «церковников», то на меня — в рясе и в клобуке. Директор сокрушался, что придётся отдать монастырю только что сооруженную на деньги музея общественную столовую и уличный туалет.

Когда зашли в церковь Рождества Пресвятой Богородицы на Дальних пещерах, я ахнул. Все стены были без штукатурки, почерневшие. Впечатление было — как после бомбёжки.

Корпус №40 блюстителя Дальних пещер, где позднее расположилась резиденция и канцелярия Митрополита Киевского и всея Украины, был подобен разбитой яичной скорлупе. Стены потом пришлось укреплять металлическими скобами и тросами с резьбой. А подвал цоколя здания (глубиной около 8-10 метров) были доверха засыпан строительным мусором. При его расчистке рабочие нашли много человеческих черепов с пулевыми ранениями в затылок. По слухам, на территории Дальних пещер до войны с Германией советский НКВД (а во время войны немецкое гестапо) содержали и казнили политических узников и военнопленных. Я доложил о скорбной находке митрополиту Филарету, но он приказал молчать. Главы убиенных и другие костные останки рабочие собрали в ёмкости-костницы и после заупокойной молитвы монахи похоронили их у восточной стены на старинном кладбище, что на дворе церкви Рождества Пресвятой Богородицы (ныне семинарский храм).

Колодцы преподобных Антония и Феодосия также были завалены, ещё при Никите Хрущёве, и их точное месторасположение удалось найти с трудом: на большой глубине рабочие увидели красивую облицовочную плитку и канализационную сливную трубу: делалось так, чтобы православные больнее испытали закрытие Лавры в 1960 году и не брали воду из святых источников.

Аннозачатьевская церковь тоже находилась в аварийном состоянии. А в жилых корпусах Дальних пещер располагались ювелирные или реставрационные мастерские. Кругом мусор, запустение. Здание нынешней семинарии было совершенно разбитое, стояло уродливо у входа на территорию Дальних пещер.

В самих пещерах святые мощи угодников Божиих были завёрнуты в простую белую ткань. Всё прежнее церковное облачение из-за сырости сгнило. Многие мощи были совершенно открыты. Группы экскурсантов могли свободно дотронуться до них. Был случай, когда кто-то грубо отломал перст на руке одного из преподобных, после чего мощи стали закрывать стеклом.

Из подземных храмов только церковь преподобного Феодосия внешне была благопристойной, но в алтаре престолов не было. Их использовали как склады. Церковка же Благовещения, ископанная самим преподобным Феодосием, пребывала в запустении.

В стенной нише Дальних пещер на полках многоярусных шкафов стояли металлические и стеклянные сосуды с мироточивыми главами. Все они были белого цвета, и не было никакого намёка на источение от них святого мира или на исхождение благоухания.

***

Но отступать было уже нельзя. Начали монахи с организации богослужения под открытым небом, так как единственный Аннозачатьевский храм был закрыт, как я сказал, из-за аварийности. Служили в фонтанной беседке, что на площади в Дальних Пещерах.

Пищу поначалу привозили из Покровского монастыря. Ели прямо на площади перед церковью Рождества Пресвятой Богородицы. Кое-как приспособили две-три комнаты под временное жильё. Ни кроватей, ни матрасов. Спали на кирпичах. Благо, весна и лето были тёплыми. Когда начинался дождь, хватали переносной престол и убегали под большую липу или в вестибюль входа в Дальние пещеры. Переждём ливень, возвращаемся в беседку и служим дальше. Потом пришло в голову служить в нижней галерее церкви Рождества Пресвятой Богородицы.

Однажды был такой чудесный случай. Служилась Божественная литургия. Мы причащались. Слышу — шум в народе. Глазом скосил налево, а народ, что вдоль галереи стоял, весь кверху смотрит и пальцами в небо показывает. Я вышел на площадь. Смотрю — над церковью Пресвятой Богородицы сияет солнце, а вокруг него геометрически правильный узкий черный круг. Больше я ничего не увидел. Но к концу всех наших служб подошли люди с левого берега Днепра и рассказали, что видели над Лаврой Пресвятую Деву Марию, стоящую на чёрном круге вокруг солнца, Которая покрывала обитель Своим омофором. Сверил по времени. Аккурат то самое, когда мы наблюдали непонятное нам явление чёрного узкого круга — солнечное гало.

После наступления холодов перебрались в пещерный храм преподобного Феодосия и стали там служить Литургии. Народ стоял так плотно, что свечи к концу службы тухли из-за недостатка кислорода. Но никто не уходил.

Я часто брал кадило и шёл с ним по длинным пещерам, обкаживая святые мощи угодников Божиих, и мне казалось, что они радуются этому. А я вспоминал, как подростком слышал трогательное пение из пещер, и удивлялся происшедшему. Когда доходил до ниши с мироточивыми главами, то смотрел на них и просил Бога, чтобы Он явил нам чудо мироточения — для укрепления сил нашего малого монашеского стада и в знак Своего к нему благоволения.

***

Долгое время монахов было немного — около 5-6. Через год прибавилось — до 9 насельников. Никто особенно не торопился поступать в обитель, глядя на наши неудобства и лишения. Да и монахи-то были большей частью новоначальные. Было немного послушников (трудников). Некоторые из них ныне уже архиереи или архимандриты, или наместники монастырей. Всех их я постриг в монашество у гробницы преп. Феодосия в Ближних пещерах. И все они достойно несли тяготы монашеской жизни в возрождаемой обители.

Кроме стояния на долгих монастырских службах, мне приходилось распределять иноков на послушания по монастырю, на обслуживание многочисленных туристов и появившихся паломников. Последние приносили свои сбережения, отдавая их казначею на реставрацию обители. Мать архимандрита Алексия (Фёдорова), который много лет восстанавливает в Херсоне исторический кафедральный Успенский собор, уберегла от безбожников почитаемый киевлянами образ святителя Николы Доброго. Она передала его в Лавру, и образ был прикреплён на стене правого клироса в Аннозачатьевском храме.

Покойный митрополит Никодим (Руснак) передал в Лавру около сорока икон. Одна из них — образ Божией Матери — обновилась у меня на глазах и ослепительно засияла зóлотом в моей келье. На её сияние даже трудно было смотреть. Только на нимбе Спасителя осталась (как бы в подтверждение обновления) маленькая матовая полоска золота прежнего тусклого вида.

В Лавру из киевского женского Покровского монастыря возвратилась почитаемая икона Божией Матери «Живоносный Источник», из Владимирского собора — надвратный лаврский список иконы Успения Божией Матери. Из далёкой Австралии православные пожертвовали зелёную парчу, из которой были пошиты покрывала для святых мощей преподобных.

Шла реконструкция и реставрация церквей и строений Лавры. Постепенно иноки перешли на проживание в свои кельи, а наместник — в Дом блюстителя Дальних пещер. Рабочие трудились и днём, и ночью под руководством моего брата-строителя Александра Елецких. На монастырской кухне трудились моя мать — Ольга Семеновна, её сестра Зинаида Семёновна, приехавшая из-под Тамбова, и моя сестра Антонина. Уставали, но не роптали.

Бывали трудности и иного рода: как-то ночью в пещеры хлынули грунтовые воды из сдвинувшегося плывуна — водяного пузыря, скопившегося за долгие годы в лёссовой нестойкой породе лаврской горы. Общими усилиями монахов и музейных работников святые мощи были спасены и обвал водяной вязкой породы внутрь пещер был устранён.

Строила козни и старая советская система по сдерживанию религии в СССР, чинились препятствия расширению территории монастыря и её обустройству. Но, с помощью Божией, Лавра постепенно благоустраивалась, и это стало заметно взгляду непредвзятых чиновников и многочисленных паломников.

***

В обществе в то время уже начинались национальные брожения. Особенно в Западной Украине, в Галиции. Тогда я благословил установить на Дальних Пещерах памятный белокаменный обелиск с ликами равнапостольных учителей славян — святых братьев Мефодия и Кирилла, а на оборотной его стороне выбить четыре позолоченные надписи на церковнославянском, русском, украинском и белорусском языках: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Чтобы все читали и помнили, что все мы — единого рода славянского, православного.

В болгарский праздник — День славянской письменности — приезжал в Лавру Посол Республики Болгария, и мы служили у обелиска молебен святым братьям-просветителям. Белокаменный обелиск красиво вписывался в белоснежное окружение монашеских корпусов. Но потом обелиск, выполненный московскими резчиками по камню, был заменён митрополитом Филаретом на массивный металлический монумент Братьям-Просветителям — первый в Киеве.

В монастыре управлял братией не наместник, а устав. За трапезой — полное молчание. Только житие слушали. После вечерней молитвы — дополнительное правило: чтение молитвы Иисусовой с поклонами, особым чином, которому нас обучил афонский архимандрит о.Серафим (Томин).

Пришлось мне заняться изучением забытого певческого лаврского обихода и лаврского богослужебного устава. В этом неоценимую услугу оказал покойный архимандрит Спиридон, живший в то время в Житомире (впоследствии переехал в Лавру, принял схиму, там и похоронен).

Долгое время я не мог понять, а какое пение практиковали по будням? Например, каким кратким напевом исполняли ирмосы канонов? Отец Спиридон, к которому я поехал за советом в Житомир, подсказал: пели их на краткую гласовую мелодию третьей песни канона.

Монахи нотной грамоты не знали. Я вооружился большой указкой и водил ею по нотам, показывая визуально высоту звука, ритм и его длительность — так, как это делают староверы на клиросе. Постепенно они одолели драгоценный барочный лаврский обиход и пели его довольно прилично. Иных напевов за богослужением я не допускал, следуя старому лаврскому обычаю.

***

Запомнилось мне начало мироточения от святых глав.

Это было лето 1989 года. Прибегает как-то в мою келью послушник из пещер. Плачет:

— Отец-наместник, виноват, не досмотрел!

— Что такое?

— Да, вот, — объясняет, — убирал в нише с главами и не доглядел, как в один из сосудов попала вода…

— Вода!?

Я сразу каким-то чутьём догадался, что дело тут не в воде.

— Пошли, — говорю.

Захожу в пещерку, открываю один сосуд. А из него в лицо пахнул невыразимый букет благоухания. Смотрю, а глава уже не белая, а тёмного, коричневого цвета, как бы плавает в кристально прозрачном масле. Миро!

Открываю ещё два, уже металлических сосуда, а там благоухающей жидкости — с ладонь в каждой. Я узнал миро, хотя не видел его ни разу. Сердце забилось. «Господи, Ты явил нам знак Своей небесной милости! Мощи ожили! Проснулись! Матерь Божия! Ты воистину — наша Игумения! Это Ты являешь Свой покров Твоей обители!»

Велел позвать старого монаха, жившего в Лавре до закрытия, ныне уже покойного архимандрита Игоря (Воронкова). Тот понюхал жидкость, посмотрел на меня… На глазах слёзы. «Это, — говорит, — миро!»

На трапезе, стараясь не волноваться, рассказываю всем историю явления мироточения. Монахи как-то тихо всё выслушали. Никаких особых внешних проявлений, как будто, так и должно было быть. Потом пошли в пещеры. Все помазались и помолились у святых глав.

Набрал я в пузырёк из-под розового масла немного мира и иду к директору в верхнюю, «музейную» часть Лавры. Рассказываю. Смущённое молчание. «Надо, — говорит, — на планёрке об этом рассказать».

Прихожу туда. Сидят гиды, научные работники музея. Я им этот пузырёк показываю и рассказываю, что и как было. В зале — онемевшая тишина. Я попрощался. Рискнул дать пузырёк с миром для анализа, который был выполнен под наблюдением г-жы Колпаковой, тогда заведующей научным сектором музея. Результат исследования таков: это биологическое вещество неизвестного происхождения, синтезировать которое искусственным путём невозможно.

Потом музейные работники без шума убрали плакаты о «фабрикации» мощей и чудес от них. Правда, в местной газетке появилась статейка с издевательским заголовком: «В Лавре мощи снова закапали».

Доложил Филарету. Тот посоветовал никому о чуде не распространяться. Но весть уже пошла по миру. Приезжали из Свердловска (сейчас Екатеринбург) операторы из «Русского видео», всё засняли и выпустили потом фильм «Ликостояние», где я пою соло «Тело Христово» знаменного распева на фоне исона братии в церкви Рождества Пресвятой Богородицы и рассказываю в келье за фисгармонией о лаврском пении.

СМОТРИТЕ: Уникальный фильм «Ликостояние» о Киево-Печерской Лавре воссоздан и выложен на YouTube

***

Однажды в пещеры пришла молодая девушка-немка. Вся облысевшая. С нею отец. По-русски ни слова не знают. Я посмотрел на неё и говорю через переводчика: если ты поверишь, что Бог по молитвам преподобных тебя исцелит, то через это миро ты получишь просимое. Она мне отвечает по-немецки: да, верю. И я большим крестом провёл помазком с миро по её облысевшей голове.

И, что вы думаете? через несколько месяцев узнал, что девушка исцелилась, и у неё выросли прекрасные густые волосы!

***

Запомнилось мне также посещение Лавры супругой Михаила Горбачёва Раисой Максимовной. Филарет был в отъезде и поручил мне её встретить. Само по себе желание «первой леди» посетить Лавру было в те времена сенсационным. Ждали мы её долго. На дворе холод, а она пришла пешком из Верхней Лавры в туфельках: не пожелала сесть в автомобиль. Говорит, цари ведь пешком к мощам ходили…

Побывала у мироточивых глав в пещерах. Услышала мой рассказ о начале нового мироточения. Спросила у директора Лавры: «Это правда?» Тот что-то промямлил невразумительное. Захотела Раиса Максимовна поставить свечу перед иконой архангела Михаила (за мужа?). И чтобы обязательно пожертвовать что-либо за свечу. Денег не оказалось. Тогда секретарь компартии Медведев двадцать пять своих рублей достал из кармана, и она их в церковный ящик опустила. А, выйдя наверх, посадила еще и ёлочку около большой старинной липы (мол, жизнь ценна, если дерево посадишь).

Помню её вопрос на выезде из Лавры сопровождавшей её Раде Щербицкой (супруге первого секретаря ЦК КПУ): «А отец Ионафан разве ещё не епископ?». Удивительно, но через некоторое время указом Патриарха Пимена я был возведён в архиерейский сан и потом стал нести послушание управляющего делами Украинской Православной Церкви. Началась другая страница моей жизни и служения Церкви Христовой. Слава Богу за всё!

Источник: сайт митрополита Тульчинского и Брацлавского Ионафана

Смотрите тажке: владыка Ионафан в гостях у сестёр Ольшанского женского монастыря, 25 декабря 2015 г.

Другие записи этой рубрики

Contact Us